Кандитат исторических наук П.В. Петров

«Гибель подводной лодки Д-1»

«Декабрист» (литерно – цифровое обозначение Д-1 корабль получил в сентябре 1934 г.) приняли в состав МСБМ 18 ноября 1930 г., а 5 августа 1933 г. в состав Северной военной флотилии (после перехода трёх однотипных лодок  Д-1, Д-2 и Д-3 — на Север по Беломоро-Балтийскому каналу, состоявшемуся в июне-июле того же года). На Севере из этих трех лодок был сформирован Отдельный дивизион (командиром назначили К.Н. Грибоедова), положивший начало подводным силам СФ.

В 1935 г. Д-1 под командованием ка­питана 3 ранга В.П. Карпунина посетила Белушью губу на Новой Земле, а в следу­ющем году впервые в истории подводно­го плавания вместе с Д-2 прошла через пролив Маточкин Шар. 18 августа обе лодки дошли до Карского моря, но, встретив ледяные поля, были вынуждены возвратиться. Вернувшись в Баренцево море, Д-1 и Д-2, следуя вдоль западных берегов Новой Земли, 21 августа вошли в Русскую гавань. Выходить из гавани пришлось, преодолевая арктические льды. Пройдя за поход 3094 мили, 2 сен­тября Д-1 возвратилась в ВМБ Поляр­ный.

С 23 сентября 1936 г. по 8 ноября 1937 г. лодка проходила капитальный ремонт и модернизацию.

Когда 4 февраля 1938 г. на СФ была сформирована бригада ПЛ двухдивизионного состава, в командование которой вступил первый командир «Декабриста» капитан I ранга К.Н.Грибоедов, в 1-й ди­визион вместе с однотипными Д-2 и Д-3 вошла и Д-1.

21 сентября 1938 г. ПЛ под командо­ванием ст. лейтенанта М.П. Августиновича вышла из Полярного в 44-суточное ав­тономное плавание по маршруту м. Цып-Наволок — о. Вардё — м. Нордкап — о. Медвежий — о. Надежды — о. Междушарский — о. Колгуев — м. Канин Нос — м. Святой Нос — о. Кильдин — Коль­ский залив. Преодолев 4841 милю в над­водном положении и 1001 милю — в под­водном, в общей сложности Д-1 находи­лась под водой 11 суток, причём 31 октяб­ря она совершила 24-часовой переход в подводном положении без регенерации воздуха. В течение года ПЛ провела в море 120 суток, пройдя более 10000 миль, из них 1200 — под водой. Это без преувеличения следует считать рекордным достижением для того времени.

С 15 апреля по 5 сентября 1939 г. Д-1 проходила текущий ремонт, из которого лодка вышла 1 сентября (две другие ПЛ дивизиона в то время находились в капи­тальном ремонте в Ленинграде). К тому времени Д-1 уже наплавала 1540 ходовых часов, что значительно превышало норму (1200 ч). По уровню боевой подготовки (БП) Д-1, естественно (вследствие произ­водимого ремонта), находилась во 2-й линии.

29 октября 1939 г. командиром Д-1 был назначен капитан-лейтенант Ф.М. Ельтищев, ранее командовавший Щ-403 на том же театре. К самостоятельному управле­нию своим новым кораблем Ф.М.Ельтищев ещё не был допущен, поэтому не­сколько раз лодка выходила в море с "вы­возным" командиром.

С началом советско-финляндской вой­ны в течение 11 суток (с 30 ноября по 10 декабря 1939 г.) Д-1 непрерывно находи­лась в часовой готовности, которую поз­же заменили на четырехчасовую. 2 янва­ря 1940 г. лодка вышла в море для несе­ния дозорной службы на позиции №2, на­ходившейся в районе Нордкапа. С 3 по 17 января ПЛ непрерывно пребывала на своей позиции. По мнению командира лодки, позиция для несения дозора была выбрана удачно, т.к. "можно было на­блюдать проход кораблей как по побе­режью, так и при выходе из фиордов". За время несения дозорной службы движе­ния военных или торговых кораблей не было замечено, за исключением двух мо­тоботов, промышлявших рыбу как на са­мой позиции, так и вне её. Позицию .№2, считал командир ПЛ, можно было нор­мально обслуживать при ветре до 8 бал­лов и волне до 7 баллов (в случае более сильного волнения лодка должна была уходить с позиции в штормовые квадра­ты). А поскольку позиция находилась очень близко от берега, она этим требо­ваниям не соответствовала.

Боевая подготовка Д-1 проходила нор­мально, проводились аварийные учения и занятия по специальности. Одновремен­но экипаж занимался отработкой задачи №2 по КПЛ-38. В целом за поход было пройдено 2833 мили в надводном и 175 в подводном положении, совершено 11 по­гружений. Переход в базу прошел с 18 по 19 января.

С 20 по 21 января экипаж отдыхал, после чего в течение семи суток был про­ведён средний ремонт ПЛ. С 29 января лодку перевели в четырехчасовую, а с 10 февраля — в часовую готовность. 17 фев­раля Д-1 вновь вышла на боевую службу в район Вардё.

Прибыв на позицию 18 февраля, лод­ка находилась там по 27 февраля вклю­чительно. В течение этого времени погодные условия на позиции были весьма су­ровыми: ветер — норд-вест силой 6 бал­лов, временами до 10-11 баллов, волна — 7-8 баллов. С 10-метровой глубины, как отметил командир, лодку просто выбра­сывало на поверхность.

Всплыв 20 февраля, капитан-лейтенант Ф.М. Ельтищев увидел в норвежских территориальных водах, в двух милях от берега, ТР, шедший курсом 300°. Опре­делить его национальную принадлеж­ность не удалось. 23 и 26 февраля про­изошла небольшая поломка: вышла из строя муфта Федорицкого (сломалась крестовина). Силами личного состава муфту удалось починить. «Декабрист» оставил позицию 28 февраля, направив­шись в базу.

По мнению командира ПЛ, основная задача (разведка побережья Норвегии) была выполнена лишь частично, т.к. из-за сильного шторма Д-1 была вынужде­на держаться в 10-15 милях от берега. За время боевой службы ПЛ прошла 1339 миль в надводном и 37 миль в подводном положении.

После возвращения в базу, с 29 февра­ля по 2 марта, для личного состава Д-1 был устроен отдых, а с 3 по 13 марта под­водники занимались заменой АБ.

После окончания боевых действий, с 27 марта по 7 апреля, Д-1 снова несла дозорную службу в районе Нордкап-Вардё.

На первый взгляд, БП экипажа Д-1 в 1940 г. протекала нормально (во всяком случае, таким же образом она велась на всех ПЛ). Но если присмотреться более внимательно, можно обнаружить явные нарушения в последовательности про­хождения КПЛ-38.

Так, 10 марта 1940 г. командир брига­ды капитан 2 ранга Д.А. Павлуцкий подал ВС СФ письменный рапорт, в котором ходатайствовал о допуске командира Д-1 капитан-лейтенанта Ф.М. Ельтищева к са­мостоятельному управлению лодкой и дальнейшему прохождению задач КПЛ-38 как выполнившего задачи №№ 1 и 2. ВС флота своим приказом №091 от 25 марта 1940 г. ходатайство комбрига удовлетво­рил. На самом же деле задача №2 (в неё входили отработка погружения и всплы­тия, подводного хода, срочное погруже­ние и подныривание) была выполнена лишь в июне-июле 1940 г. С оценкой "Хо­рошо" задачу 11 июля 1940 г. принял ко­мандир 1-го ДПЛ капитан 2 ранга М.П.Августинович — однако не полнос­тью, без сдачи учений №№2г и 2д (подны­ривание). Таким образом, выдавая желае­мое за действительное, командование фак­тически ''проталкивало" неподготовлен­ную ПЛ в 1-ю линию.

А уже 22 мая капитан 2 ранга Д.А.­ Павлуцкий подал ВС СФ рапорт с хода­тайством о переводе Д-1 в 1-ю линию. Но тут комбригу не повезло: с 15 по 17 июня 1940 г. комиссия Управления боевой под­готовки ВМФ, проверявшая состояние БП бригады, выявила целый ряд грубых нарушений, допущенных при прохожде­нии КПЛ. В частности, было установле­но, что Д-1 должным образом не подго­товлена, поэтому комиссия отставила ее от перевода в 1-ю линию".

На заседании ВС СФ, проходившем под председательством вице-адмирала Г.И.Левченко, комбриг попытался обви­нить комиссию в необъективности и тен­денциозности, якобы проявленным в ходе проверки, и заявил, что указания комиссии для него вовсе не обязательны. К со­жалению, ВС в лице контр-адмирала В.П. Дрозда и дивизионного комиссара Н.К. Смирнова должных выводов в отно­шении Д.А. Павлуцкого не сделал, хотя зам. командира БПЛ по политчасти пол­ковой комиссар И.И. Пеккер признал все выводы комиссии абсолютно верными.

Игнорируя выводы комиссии, комбриг в начале августа послал Д-1 на зачётную торпедную атаку по задаче №13 (атака корабля, идущего переменными курсами). Эта задача выполняется только лодками 1-й линии, поэтому капитан-лейтенант Ф.М. Ельтищев оказался совершенно не подготовленным для её выполнения. Вы­пуск торпед был отставлен, и лодка была вынуждена возвратиться в базу.

Кстати, факты завышения оценок и представления неподготовленных ПЛ для перевода в 1-ю линию имели место и на других кораблях бригады. Комиссия УБП ВМФ в ходе повторной проверки, имевшей место 16-17 августа 1940 г., отметила невы­полнение большинства указаний июньской комиссии. Тем не менее, капитан 2 ранга Д.А. Павлуцкий продолжал нарушать пос­ледовательность БП лодок своей брига­ды.

А Д-1 тем временем (с 22 августа по 10 октября) проходила текущий ремонт на плавбазе «Красный Горн»: ремонтирова­лись клапана вентиляции цистерн, вход­ные люки компрессора ВВД, а также трюмные помпы и дизеля. 22 октября ПЛ производила опробование механизмов, пробное погружение и вывеску. На этом выходе командир и ст. инженер-механик Д-1 отсутствовали (находились в отпуске), а потому замещались командиром Д-3 и дивизионным инженером-механиком. Кроме того, на борту находился командир 1-го ДПЛ капитан 3 ранга М.И. Гаджиев.

Приказом командующего СФ контр-адмирала А.Г. Головко №0432 от 25 ок­тября (который основывался на рапорте командира БПЛ №1284 от 21 октября) Д-1 была объявлена вступившей в кампа­нию. После этого до 13 ноября ПЛ по­гружений не производила, но 1 ноября со­вершила выход для определения и унич­тожения девиации магнитного компаса.

Приказом по флоту №0448 от 6 нояб­ря 1940 г. было объявлено, что Д-1 выиг­рала первенство БПЛ на лучшую БЧ-4. В этот же день лодка пришла на Мурман­ский рейд для участия в праздновании 23-й годовщины Октябрьской Революции. 12 ноября ПЛ в базе осмотрела техническая комиссия штаба СФ, признавшая ее тех­ническое состояние удовлетворительным.

На 13 ноября Д-1 была запланирована подготовка к сдаче зачёта по задаче №2д (подныривание) КПЛ-38, после чего ей следовало идти в губу Эйна для встречи с УК «Умба». На 14 ноября намечался совместный выход, во время которого на «Умбе» должен был находиться комбриг ПЛ, а на Д-1 — командир 1-го ДПЛ и дивизионный инженер-механик. Предпо­лагалось после предварительной проверки, сдать зачёт по учению №2д с факти­ческим подныриванием.

Несмотря на то, что ПЛ около двух месяцев находилась в ремонте, а ее коман­дир все это время находился в отпуске, Д-1 посылали в полигон с глубинами свы­ше 200 м без достаточной проверки всей системы погружения-всплытия и надёж­ности непроницаемости прочного корпу­са и цистерн. При этом комбриг не при­нял в расчёт тот факт, что ещё 12 июня 1940 г. на Д-1 произошло несанкционированное заполнение ЦБП, и аварию удалось предотвратить лишь своевременным ее продутием ВВД. Серьёзным нарушением являлось также и то, что перед выхо­дом в море на корабле отсутствовали ко­мандиры БЧ-3, БЧ-5 (причём ст. инженер-механик ПЛ не был замещён дивизион­ным специалистом) и младший командир, заведовавший трубопроводами системы ВВД.

13 ноября 1940 г. в 8.58 Д-1 под коман­дованием капитан-лейтенанта Ф.М. Ель­тищева вышла из Главной базы и напра­вилась в Мотовской залив, в полигон №6. Согласно приказу командира БПЛ, в по­лигоне командир лодки с 13.00 до 15.00 должен был проверить и отработать таб­лицы подныривания.

Весь переход от Полярного до поли­гона наблюдался постами СНиС. В 13.17 пост №113 (на м. Выев-Наволок) донёс, что Д-1 погрузилась по ограждение руб­ки по пеленгу 330° на дистанции 60 каб. В 13.30 этот же пост наблю­дал, что Д-1 погрузилась под перископ по пеленгу 335" дистанции 70 каб. тем же курсом. В 13.45 пост №111 (на М.Ша­рапов) видел Д-1 под перископом по пе­ленгу 160'' на дистанции 17 каб.

С этого момента лодка постами боль­ше не наблюдалась. Сигнал о погруже­нии с ПЛ был получен в 13.30. В 14.00 комбриг на «Умбе» вышел из Полярного и в 19.00 прибыл в Эйна-губу, где Д-1 не обнаружил. О месте нахождения ПЛ ко­мандир бригады запросил своего НШ М.П. Августиновича в Полярном, полу­чив ответ, что от Д-1 не имеется сведений с 13.30, т.е. после дачи сигнала о погруже­нии. Не имея донесений до 18.00, НШ зап­росил по радио Д-1 показать своё место. Одновременно с этим оперативный дежур­ный штаба СФ запросил все посты СНиС относительно Д-1. Но ни на какие запро­сы лодка не отвечала.

После того, как в 18.40 Д-1 не ответи­ла на вызов РТС в Полярном, радиограм­ма для неё повторялась несколько раз, до 22.22. В 23.15 НШ флота контр-адмирал С.Г.Кучеров экстренно по радио прика­зал Д-1 показать своё место и дал указа­ние всем кораблям в море (там находи­лись К-1, К-2 и М-171) и постам СНиС постоянно вызывать лодку. Для прослу­шивания к полигону №6 командующий флотом выслал К-2. В 23.40 «Умба» с комбригом ПЛ на борту вышла из Эйна-губы и направилась в полигон №6.

Средства ЭПРОН флота были приве­дены в немедленную готовность. В 1.20 14 ноября для обследования полигона и побережья Мотовского залива были выс­ланы два катера типа МО-4 (№№17 и 18). В 1.44 туда же со спасательными средства­ми направили СКР «Туман». И, наконец, 2.22 в Мотовской залив для выяснения обстановки вышел ЭМ «Стремитель­ный», на борту которого находился сам командующий СФ. Через два часа на по­иски Д-1 отправилась Щ-402, а ещё через три часа — Д-3.

Всю ночь с 13 на 14 ноября в Мотов­ском заливе велись интенсивные поиски, в которых участвовали «Стремительный», «Туман», «Умба», катера-охотники и К-1. В ходе поисковых мероприятий произво­дилось прослушивание моря шумопеленгатором с К-1 и освещение водной повер­хности прожекторами.

В 10.30 с целью обследования Мото­вского залива и его побережья вылетели два гидросамолёта МБР-2.

С рассветом осмотр залива надводны­ми кораблями был продолжен. Около 10.00 в районе м. Шарапов корабли об­наружили большое масляное пятно, спа­сательный круг, мелкие деревянные об­ломки и изоляционная пробка. Глубина в этом месте составляла от 190 до 216 м.

К 14.00 в полигон №6 прибыли ТЩ №890 и ТЩ №891 и сразу же приступили к тралению района, где было обнаруже­но масляное пятно. К вечеру к ним при­соединились ТЩ «Торос», «Штиль», РТ-80 и РТ-69.

Тральные работы проводились под общим руководством зам. НШ СФ капи­тана 1 ранга М.Н.Попова, а ответствен­ным по тралению района и поиск металлоискателем являлся командир дивизио­на ТЩ капитан-лейтенант П.В. Панфи­лов. Весь район поиска разбили на три части (северную, среднюю и южную), после чего ТЩ №№890 и 891 протрали­ли его. Затем район был вновь поделён на три части (восточную, среднюю и западную). Траление выполнялось тра­лами Шульца без буйков, с удлинённы­ми буксирами. С металлоискателем рабо­тал СКР «Туман». При задевании трала за посторонний предмет ставилась веш­ка и точно определялось место, после чего вызывался СКР «Туман» для прослуши­вания, а данный район больше не тралил­ся. При обнаружении значительной мас­сы металла «Туман» также ставил веху.

С 14 по 18 ноября в полигоне №6 ТЩ обнаружили четыре густых масляных пят­на и различные обломки, которые впос­ледствии идентифицировали как принад­лежавшие Д-1. Тралы неоднократно (не менее пяти раз) имели задевание за по­сторонние предметы. В этих местах металлоискатели фиксировали присутствие большой массы металла.

17 ноября в ВМБ Полярный следова­тель Военной прокуратуры СФ военюрист В.П исклов в присутствии члена ВС полит­рука Е.Н. Маркова, флагманского инженер-механика штаба флота инженер-капи­тана 3 ранга М. Слинько и следователя Особого отдела НКВД сержанта госбезо­пасности Евсеева внимательно изучили предметы, поднятые с поверхности моря в районе катастрофы. Всего было зафик­сировано 18 вещественных доказательств.

Первым пунктом в перечне стояла "жидкость, подобранная на месте проис­шествия в количестве 1 ведра и 1 банки", по внешнему виду сильно напоминавшая соляр. Далее следовала многочисленная группа предметов (или их обломков), из­готовленных из дерева или пробки. Наи­более интересными из них были: "поло­вина спасательного круга с красной и белой окраской, круг целый спасатель­ный, обломки прессованной листовой пробки неправильной формы, индивиду­альный пакет первой помощи с русским текстом, сосновый брусок, обломанный по концам и окрашенный в антикислот­ную краску, сосновый брус, обломанный с одного конца, с нанесённой буквой "П", покрытый антикислотной краской, со вкраплениями четырех свинцовых оскол­ков и дощечка (по внешнему виду — от АБ)". Осмотрев указанные предметы, флотские эксперты единодушно опреде­лили их как принадлежавшие ПЛ типа "Д". Некоторые предметы идентифици­ровали достаточно точно: например, клин из обрешётки 4-й группы АБ.

Характер повреждений некоторых пред­метов привёл к мысли об имевшем место на ПЛ сильном внутреннем взрыве, произо­шедшем в районе V отсека, т.к. некоторые предметы были явно из этого отсека.

Основываясь на результатах поиско­вых мероприятий, проводившихся с 13 по 18 ноября 1940 г., и изучения подня­тых обломков, 18 ноября ВС СФ напра­вил Наркому ВМФ СССР адмиралу Н.Г. Кузнецову "Доклад о гибели ПЛ Д-1 13 ноября 1940г.".

Командование флота выдвинуло сразу три возможные версии гибели лодки. Пер­вая — о подрыве ПЛ на дрейфующей мине, была сочтена ВС СФ маловероятной, т.к. взрыв мины мог быть хорошо виден с по­стов СНиС на м. Шарапов и Выев-Наволок. Кроме того, взрыв могли видеть и слы­шать ЭМ «Гремящий» и «Стремительный», находившиеся в тот день поблизости от Д-1, в полигоне №5. Тем не менее, ни посты СНиС, ни корабли не зафиксировали ни­каких подводных взрывов.

Справедливости ради стоит отметить, что с 8 февраля по 15 ноября 1940 г. в рай­оне Мотовской залив — Кильдинский плёс НК и ПЛ было зафиксировано 11 обнаружений плавающих мин, оставших­ся с советско-финляндской войны. Все за­меченные дрейфующие мины, как пра­вило, расстреливались, и это не приводи­ло к печальным последствиям.

Вторая версия — столкновение Д-1 с каким-либо НК, была также не исключе­на, но в данном случае она отпадала. Дело в том, что в полигоне №6 до 12.43 13 но­ября находились ЭМ «Стремительный» и «Гремящий», которые ещё до перехода туда Д-1 ушли в полигон №5. Торговые же суда в тот день, по наблюдениям по­стов СНиС и кораблей, в Мотовской за­лив не заходили. Таким образом, поли­гон №6 был абсолютно пуст (если, конеч­но, исключить, что в данном квадрате оказалась неизвестная ПЛ, что в итоге могло привести к столкновению).

Была выдвинута и третья версия гибе­ли Д-1 — провал лодки на глубину, пре­вышающую предельную, из-за чего проч­ный корпус лодки мог не выдержать дав­ления воды. Но командующий СФ решил, что эту версию "возможно исключить". Поводом для столь категоричного выво­да была твёрдая уверенность А.Г. Голов­ко в том, что Д-1 прошла весь курс задач 2-й линии и готовилась к переходу в 1-ю линию, и, кроме того, "являлась на СФ одной из лучших". Весь личный состав лодки, по мнению командующего, был "старым", старшины-сверхсрочники — также "старые", командир — опытный, (1*) что позволило экипажу, в целом, достиг­нуть "высокого уровня БП". Столь опти­мистичные выводы А.Г. Головко базиро­вались, скорее всего, на докладах коман­дира БПЛ капитана 2 ранга Д.А. Павлуцкого, которые должным образом не про­верялись Военным Советом. К тому же самому А.Г.Головко было невыгодно признавать как низкий уровень БП на флоте, так и наличие многочисленных случаев очковтирательства командиров соединений при "проталкивании" своих кораблей в разряд передовых.

Поэтому командующий СФ отвёл все три версии катастрофы ПЛ и предполо­жил, что "причиной гибели является взрыв внутри неё", но причину этого взрыва он сформулировать не смог. Окончательно прояснить обстоятельства гибели Д-1, как считал контр-адмирал А.Г. Головко, мож­но будет только после её осмотра или под­нятия с грунта.

Характерно, что в своём донесении №4543сс (о гибели Д-1) от 14 ноября 1940 г., направленном Первому секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину, председателю СНК СССР В.М. Молотову и секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Жданову, Нарком ВМФ СССР Н.Г. Кузнецов в основном согласил­ся с выводами А.Г. Головко, но всё же не стал спешить с оценками и не исключил такую причину, как неправильные дей­ствия командира ПЛ при погружении на глубину. По его мнению, возможной при­чиной катастрофы мог быть либо уход на глубину свыше допустимой (при выпол­нении упражнения по подныриванию), "что могло иметь место при какой-либо неисправности управления глубиной по­гружения", либо какое-нибудь упущение при проведении учения по срочному по­гружению. А поскольку глубины в рай­оне исчезновения лодки составляли от 250 до 300 м, при вынужденном уходе на боль­шую глубину лодка была бы просто раз­давлена давлением воды.

Первые смутные подозрения, что в бри­гаде ПЛ творится что-то неладное, веро­ятно возникли у командующего СФ 23 но­ября, когда он в приказе №0466 объявил выговор НШ БПЛ СФ М.П. Августиновичу. Формальной причиной было опозда­ние с представлением недельного плана БП бригады. Не ограничившись этим, ко­мандующий потребовал от комбрига обратить особое внимание на "беспорядок в штабе бригады". Несколько дней спустя на флоте была проведена проверка состо­яния матчасти кораблей. Особенно безра­достная картина обнаружилась в БПЛ. На большинстве лодок состояние меха­низмов было признано неудовлетворитель­ным, а на Щ-404, М-175 и М-176 — пло­хим. Приказом №0481 от 26 ноября 1940 г. командующий СФ объявил, что команди­рам указанных ПЛ выносится выговор, а командиры БЧ-5 арестовываются на 7 су­ток. Но это было ещё не всё.

27 ноября 1940 г. контр-адмирал А.Г.Головко издал приказ №00475, имев­ший красноречивое название: "Выводы по гибели ПЛ Д-1 СФ". Основываясь на результатах последней проверки БПЛ и подняв материалы комиссий по провер­ке БП ПЛ за весь год, ВС флота сделал вывод, что "в текущем году Д-1 прохо­дила БП с грубым нарушением последо­вательности в выполнении задач". Далее следовал целый перечень конкретных нарушений, допущенных по вине комб­рига Д.А. Павлуцкого. В целом, комбри­гу было вменено в вину то, что он систе­матически не выполнял постановлений комиссий УБП ВМФ и не перестроил коренным образом "порочной практики БП".

Действуя с санкции НКВМФ, коман­дующий СФ объявил о снятии с занимае­мой должности командира БПЛ капита­на 2 ранга Д.А. Павлуцкого и предании его суду Военного трибунала. Остальные командиры, так или иначе причастные к гибели Д-1, также были наказаны: началь­ник 2-го отделения 2-го отдела (БП) шта­ба флота капитан 2 ранга Смирнов снят с должности и назначен на менее ответ­ственную работу, НШ БПЛ капитан 3 ранга М.П. Августинович предан суду чести, а командиру 1-го ДПЛ капитану 3 ранга М.И. Гаджиеву было поставлено на вид ("учитывая безупречную службу"). (2*)

В заключение командующий флотом потребовал "безоговорочно выполнять последовательность при прохождении БП". Впрочем, досталось и самому А.Г. Головко: НК ВМФ объявил ему стро­гий выговор "за низкий уровень БП на флоте" (хотя новый командующий про­был в этой должности всего четыре меся­ца).

История с Д-1 "всплыла" на совеща­нии высшего командного состава ВМФ в Москве, проходившем в начале декаб­ря 1940 г. Н.Г. Кузнецов, размышляя о высокой аварийности на флоте, вспом­нил об этом случае и представил его как наглядный пример того, к чему приводит плохое командование и нарушение суще­ствующих инструкций. Тут выяснилось несколько интересных моментов.

Оказывается, когда 12 июня на Д-1 произошло самопроизвольное заполне­ние ЦБП, командир лодки Ф.М. Ельти­щев зафиксировал этот случай в "Жур­нале боевой подготовки". Но командо­вание бригады, как, впрочем, и флота. проигнорировало этот случай и не сде­лало никаких выводов. Во-вторых, перед постановкой ПЛ в ремонт Ф.М. Ельтищев специально попросил обратить особое внимание на притирку кингстонов ЦБП. После ремонта Д-1 принимал другой ко­мандир (Д-3), поэтому об этой просьбе Ф.М. Ельтищева не вспомнили, и приём­ка прошла достаточно поверхностно. Когда же Ф.М. Ельтищев снова вступил в командование, ему не было дано вре­мени на то, "чтобы он мог самостоятель­но проверить свою лодку после ремонта". К тому же на Д-1, как выяснилось в ходе расследования, "была не совсем в поряд­ке" тумба управления горизонтальными рулями!

Вина за гибель лодки, как считал Н.Г. Кузнецов, лежала целиком и полно­стью на командовании БПЛ. Нарком был уверен, что данного случая можно было избежать, "если бы как следует работал командир бригады, если бы как следует работал командир в штабе, который воз­главляет 2-й отдел подводного плавания". В заключение НКВМФ предупредил, что подобных безответственных случаев, "как это было допущено Павлуцким на СФ", впредь допускать нельзя, и реши­тельно потребовал от Военных Советов всех флотов лично вмешаться в систему боевой подготовки ПЛ.

Тем временем деятельность комиссии ВМФ по расследованию гибели Д-1 по­дошла к концу, и были сделаны некото­рые выводы. Нарком ВМФ, опираясь на материалы комиссии, представил 19 де­кабря 1939 г. в ЦК ВКП(б) доклад по по­воду гибели Д-1. Сообщив уже известные факты о прохождении ПЛ боевой подго­товки в 1940 г. и обстоятельствах её пос­леднего похода, Н.Г. Кузнецов снова рас­смотрел возможные версии катастрофы. Как и в предыдущем своём докладе, он считал, что наиболее вероятной причиной гибели Д-1 могла стать внезапная потеря плавучести, произошедшая вследствие нарушения герметичности одной из цис­терн ("например, той же ЦБП"). Запоз­далое принятие мер к удержанию ПЛ от падения, которое Нарком объяснял не­которой растерянностью личного состава (ведь командир БЧ-5 в этом походе отсут­ствовал), вполне могло привести к тому, что "лодка, проскочив предельную глуби­ну прочности корпуса (100-120 м), потеря­ла герметичность и ударилась с большой силой о грунт, что сопровождалось затем большим внутренним взрывом".

Естественно, это всего лишь предпо­ложение, но наиболее логичное и обосно­ванное. Во всяком случае, две другие вер­сии — подрыв ПЛ на дрейфующей мине и диверсионный акт — были им отверг­нуты как маловероятные. "Минная вер­сия" не убеждала его потому, что взрыв мины на небольшой глубине (5-10 м) не­избежно сопровождался бы большим столбом воды (в 10-12 м) и звуковым эф­фектом, а, стало быть, был бы хорошо виден и слышен с соседних постов СНиС и НК. Встреча ПЛ с миной на большей глубине (10-20 м) была, по мнению НКВМФ, нереальна, т.к. на таких глуби­нах мина не смогла бы долго находиться, не потеряв свою герметичность. Акт ди­версии со стороны личного состава, свя­занный с подрывом заранее принесённо­го взрывчатого вещества, как считал Н.Г. Кузнецов, был "ещё менее вероятен".

Таким образом, чёткого вывода о при­чине гибели Д-1 так и не было сделано: имелись лишь предположения.

Чтобы предупредить подобные траги­ческие случаи в дальнейшем, НКВМФ СССР категорически запретил нарушать последовательность прохождения БП (при этом он сообщил, что издан новый КПЛ, где чётко указана последователь­ность учений), напомнил Военным Сове­там флотов о проверке (с их стороны) и сообщил, что в скором времени будет издано новое "Положение об обеспече­нии безопасности боевой подготовки ПЛ". И действительно, вскоре вышло данное положение, где чёрным по бело­му было написано: "ПЛ на глубинах моря больше рабочей глубины лодки не погру­жаться".

Командование ВМФ в определённой степени склонялось к одной версии — провалу ПЛ на глубину, превысившую предельную, из-за чего лодку просто раз­давило давлением воды. Высказывались и другие причины, но все они были от­вергнуты как недостаточно доказатель­ные. В то же время не рассматривалась такая версия, как столкновение в подвод­ном положении с неизвестной ПЛ (пред­положим, немецкой).

Возможен ли был подобный случай? Конечно, возможен, но заявок на такого рода "победу" не поступало. Была выд­винута и другая версия причин катастро­фы. Так, И.Ф. Цветков [8] уверенно зая­вил, что Д-1 подорвалась на минах, кото­рые якобы были выставлены немцами на подходах к губе Западная Лица в период нахождения там (1939-1940) секретного германского пункта базирования (т.н. "База Норд"). Однако представляется не­вероятным, чтобы наше военно-морское командование, сдавая в аренду под ВМБ свою территорию, ничего не знало о не­мецких минных заграждениях, выставлен­ных в этом районе. Сомнительно, чтобы немцы, покидая летом 1940 г. (когда от­ношения СССР с Германией были ещё хорошими) базу в Западной Лице, не выт­ралили бы свои мины. Это противоречи­ло бы заключённым соглашениям. Но даже если предположить, что всё было именно так, как описывает И.Ф. Цветков, то почему же тогда акустики, находивших­ся поблизости наших ЭМ, не слышали подводного взрыва?

В общем, эта версия хоть и эффектна, но не очень-то годится для объяснения причин гибели лодки.

Вопрос о катастрофе Д-1 до сих пор остается открытым, и прояснить его мо­жет лишь подводное изучение обломков лодки.

 1*— Прим. авт. Давая столь высокую оценку оперативной подготовке командира Д-1, АТ. Головко, возможно, не знал одного случая годичной давности. Дело в том, что 9 августа 1939 г. произошёл неприятный случай: командир Щ-403 ст. лейтенант Ф.М. Ёльтищев посадил свою лод­ку на мель. За этот случай прежний командующий СФ флагман 2 ранга В.П. Дрозд своим прика­зом по флоту №00215 от 21 августа 1939 г. объявил ему выговор. Командиру Щ-403 были вмене­ны в вину "исключительная личная недисциплинированность, грубое нарушение устава, всех пра­вил и наставлений по штурманской службе".

2* — М.И. Гаджиеву вторично крупно повезло. Первый раз, ещё летом 1940 г., он не выполнил приказа начальника 2-го отдела штаба СФ о прибытии в Мурманск на спортивные соревнования, за что подлежал суду Военного трибунала, но, опять-таки благодаря отличной службе, отделался судом чести. И теперь ему вновь повезло, ибо Д-1 входила в его дивизион, а он принимал личное участие в приёмке лодки из ремонта.

Литература и источники

1. РГА ВМФ, ф.р-1678, оп.1, д.170, л.144-145, 155-162; д.186, л.668-728; ф.р-970,оп.2,д.114,л.131,д.165,л.64, 106-107,д.170, л.71, 119, 142, 154, 159-161; д.174, л.16-17;д.179,л.1-20;ф.р-979;оп.2,д.8,л.4-6;д.12,л.1-3
2. "Боевая летопись ВМФ 1917-1941", М, 1993. с.604-605, 615, 666-667
3. А.Г. Головко "Вместе с флотом", М, 1960, с.9-10
4. В.И. Дмитриев "Советское подвод­ное кораблестроение", М, 1990, с.60-61, 240
5. И.А. Козлов, В.С. Шломин "Красно­знамённый Северный Флот", М, 1983, с.68, 72-73
6. А.В. Платонов "Советские боевые корабли 1941-1945 гг.", т.З "Подводные лодки", СПб, 1996, с.20-21
7. "Русский Архив: Великая Отече­ственная", т. 12 (1-2), М, 1997, с.464-465, 493-494
8. И.Ф. Цветков "Тайные торги дикта­торов (из истории советско-германского военно-морского сотрудничества в 1939-1941 гг.)". "Новый Часовой", 1994, №2, с.49

Возврат на Главную страницу сайта «Штурм Глубины»

Дизайн, подборка материала  и верстка Николаев А.С.© 2003-2016